Пертоминск находится на восточном берегу Унской губы Белого моря в ста восемнадцати верстах от Архангельска. С начала ХVII в. там действовал Преображенский крестный мужской монастырь. В июне 1920 г. на базе монастыря было создано Пертоминское советское хозяйство (совхоз Пертоминский) при Архгубчека. Для организации в Пертоминск «по делам службы» 1 июня был командирован сотрудник Архгубчека Кораблев[28] (С. Мальсагов сообщает, что концлагерь в Пертоминске, как и в Холмогорах, был открыт уже в конце 1919 г.[29].) Пертоминский ЛПР негласно использовался в качестве штрафного изолятора для заключенных других северных лагерей Губчека. Из книги С. Мельгунова известно, что только «одно упоминание о Портаминске заставляет трепетать холмогорских заключенных – для них оно равносильно смертному приговору… Об условиях жизни заключенных сам по себе свидетельствует такой поразительный факт, что на 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!… Из партии в двести человек, отправленных туда недавно из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели»[30]. Снабжение заключенных продуктами питания было мизерным: им не давали хлеба и кормили «исключительно сухой рыбой». По причине голода весной 1921 г. взбунтовались матросы – отказались выходить на работу. Эту ситуацию в Губисполкоме сочли опасной. На заседании 29 апреля 1921 г. заслушали «Об отказе выйти на работу, требуя усиления пайка заключенных белогвардейцев в Пертоминском концлагере в количестве семьдесят человек, согласно списку ниже сего…» и постановили: «всех означенных семьдесят белогвардейцев расстрелять, действия коменданта лагеря признать правильными и расстрел утвердить ввиду опасности их»[31]. Комендантом Пертоминского ЛПР был переведенный из Холмогор Бачулис. С. Мельгунов (со ссылкой на частное письмо[32]) о его «просторе жестокостей» в 1921—1922 гг. пишет: «Однажды в шесть часов утра выгнали всех на работу. Один из арестованных после сыпняка был настолько слаб, что упал на дворе перед отходом на работу. Комендант не поверил его слабости и, якобы, за злостную симуляцию, приказал раздеть его до нижнего белья и посадить в холодную камеру, куда набросали снегу. Больной заживо был заморожен». Другого больного застрелили на этапе на глазах у всех, он не успевал следовать за партией. Автор, со ссылкой на свидетеля[33], передает, что однажды комендант убил и ранил несколько человек прямо из окна своего дома: он увидел, как во время работы заключенные сели отдохнуть (они добывали песок для построек недалеко от дома коменданта). В знак протеста была объявлена голодовка. По словам С. Мельгунова, расстрел на глазах у всех, иногда по «простому самодурству любого конвоира», был самым обычным явлением. Однако слухи о пертоминских ужасах дошли до Москвы, и из центра прибыла комиссия. В ходе проверки лагеря Бачулис был смещен, но новый комендант, уголовный матрос с «Гангута», ничем не отличался «по зверству» от старого. Летом 1923 г. служащим Красного Креста удалось организовать в Пертоминский ЛПР провиантский поезд. В числе сопровождавших грузы была жена заключенного Бориса Осиповича Богданова с дочерью. Много лет спустя дочь Наталья Борисовна Богданова[34] описала эту поездку в книге «Мой отец – меньшевик». По ее словам, в Пертоминск на пароходе «Глеб Бокий» вместе с ними ехали на свидание в лагерь жены и матери, конвойное пополнение, новые заключенные и их провожавшие. Во время шторма всех укачало. Анархисты и эсеры задумали разоружить конвой и повернуть пароход в Норвегию, но меньшевики их не поддержали. В Пертоминск прибыли 9 июня 1923 г., отец стоял на берегу в числе встречавших. Именно ему мать сдавала «все эти бесконечные мешки, бочки (большущие со сливочным маслом) и множество высоких мешков с золотистым луком, ящики… Все прибывшее богатство погрузили на тринадцать подвод и увезли». Богдановы провели в Пертоминске полмесяца, жили в «нетюремном» доме. Девочка свободно бегала по коридору второго этажа, заходила в другие комнаты, но высовываться из окон было нельзя, а то «могут выстрелить». Там ей исполнилось семь лет, кто-то подарил морские диковины (звезды и черта), а отец – резную шкатулку, видимо, местного производства. Пертоминск запомнился Наталье обилием ярких красок: синее море, белые корпуса тюрьмы-монастыря, красный песок береговой линии, где они гуляли с отцом. «В действительности же, – пишет она в своей книге, – там было прескверно, особенно зимой и весной. Место малярийное, питьевая вода ограничена, электрическое освещение практически отсутствует, книги отняты и выдаются по одной, врача и медикаментов нет, администрация груба и жестока». Подробнее о лагере Наталья Богданова узнала лишь в 1990 г. от А. Б. Рогинского.

http://arhangelck.blog.ru/158161331.html?attempt=1