Виртуальный музей
Новомучеников и исповедников
Земли Архангельской

Сайт создан по благословлению митрополита Архангельского
и Холмогорского Даниила

Святые покровители Северных земель

12.10.2015

К. Колесникова

Святые покровители Северных земель[1]

Открываются новые и новые трагические страницы недавнего прошлого нашей страны. Никогда не было столь долгих, всеохватывающих гонений на Православную Церковь, как в XX веке.

В это страшное время, когда огромные просторы России были залиты кровью невинных людей, особенно труден был мученический, исповеднический подвиг. Он был отягчен крушением традиционных форм и институтов церковной жизни. Разрушено церковное управление, ограблены, закрыты и разрушены монастыри, храмы, духовные учебные заведения, кругом клевета и ложь.

Среди многих миллионов жертв советской власти десятки, а может быть и сотни тысяч православных мучеников и исповедников. Лжи они противостояли, укреплённые самоотверженною любовью и верностью Христу.

Преподобномученик Максим родился 17 июня 1876 года в селе Большой Сурмет Бугурусланского уезда Самарской губернии в семье богатого мордовского крестьянина Григория Степановича Попова и в крещении наречен был Мефодием. Григорий Степанович был попечителем строящегося в селе храма во имя святых бессребреников Космы и Дамиана. В семье неукоснительно исполнялся церковный устав, и своих детей - троих сыновей и двух дочерей он воспитал в вере и благочестии. Все дети получили образование в церковно- приходской школе при местном храме. Впоследствии два его сына, Николай и Мефодий, стали священниками, а дочери приняли монашеский постриг во Владимирском Каменском монастыре Уфимской епархии.

Григорий Степанович разделил между сыновьями семейный надел — земли и хозяйство. Всем сыновьям было отстроено по большому деревянному дому, выделен скот и хозяйственный инвентарь. Дочерям выстроил дом во Владимирском Каменском монастыре. Мефодию досталось около двадцати лошадей, коровы и овцы; возделывая землю, он сеял пшеницу, рожь, просо, овес.

В 1900 году Мефодий женился на крестьянке Елене Тимофеевне Поляковой, и у них родилось шестеро детей.

Выросши в благочестивой семье, Мефодий был человеком и смиренным и часто совершал паломничества к православным святыням. По обычаю тех лет паломничества были обетными и были сопряжены с нелегким трудом. С собой Мефодий брал лишь мешок сухарей и несколько пар лаптей.

В дороге он останавливался в домах верующих людей, которые с евангельской добротой принимали странников, беседовал со многими людьми, некоторые из них были настоящими подвижниками.

За благочестивую и строгую жизнь крестьяне относились к Мефодию с большим уважением, как к данному им Богом праведнику, и часто обращались к нему за молитвенной поддержкой, материальной помощью и советом.

Авторитет Мефодия Григорьевича среди крестьян был настолько высок, что этим решили воспользоваться проживавшие в соседней деревне Булатовка сектанты - мормоны. Они несколько раз приезжали к Мефодию Григорьевичу домой с целью убедить его пристать к их секте, предполагая, что если под давлением гонений на православие он к ним перейдет, то за ним уйдет в секту и большинство местного населения. Мефодий Григорьевич всякий раз терпеливо, но твердо им возражал, и в конце концов они перестали его посещать, убедившись в безуспешности своих попыток совратить его с правого пути.

В 1921 году в Поволжье разразился голод, а вслед за ним началась эпидемия тифа. От тифа скончался отец, Григорий Степанович, на Пасху умерла супруга Мефодия Григорьевича Елена Тимофеевна, в это время был при смерти и он сам. Когда хоронили супругу, Мефодий Григорьевич был без сознания, и родственники уже не надеялись, что он выживет. Но Господь уготовил иное. Чудом, не прибегая к врачебной помощи, он выздоровел и стал еще усердней молиться, ожидая, какой жребий уготован ему будет Господом. Дочь и двоих несовершеннолетних сыновей взяла на свое попечение семья старшего сына, а младшую дочь, Клавдию, которой было тогда всего шесть лет, Мефодий Григорьевич отвез в монастырь к своим сестрам-монахиням.

Летом 1926 года епископ Давлекановский Иоанн (Поярков), временно управляющий Уфимской епархией, постриг Мефодия Григорьевича в монашество с именем Максим и рукоположил во иеромонаха ко храму Сергиевского женского монастыря, находившегося в десяти километрах от города Белебея. Монастырь располагался в живописном месте в сосновом бору на горе: в центре обители стоял деревянный храм, вокруг него одноэтажные и двухэтажные здания келий, вся территория монастыря была огорожена деревянной оградой.

Зимой 1927-1928 годов власти распорядились закрыть монастырь, заявив, что сюда будут свезены беспризорники и организована колония по примеру колонии Макаренко. Разрешено было остаться только священнику и десяти монахиням для совершения церковных служб для жителей округи. Им разрешили поселиться в двух сторожках при храме. Скудное продовольствие и дрова привозили крестьяне, пищу насельницы готовили на костре, но вполне были довольны судьбой, а главным образом службой Божией в храме.

Весной 1928 года в монастырь привезли колонистов, директором колонии был назначен татарин. Однажды среди ночи колонисты разбили стекло в алтарном окне, стянули покрывало с жертвенника, опрокинули священные сосуды и вытащили антиминс, который затем бесследно исчез. Это было большое горе для всех, так как без антиминса нельзя было совершать литургию. Отец Максим, нимало не медля, на рассвете того же дня отправился пешком в Белебей, где настоятель городского собора дал ему антиминс из бывшего тюремного храма. И служба возобновилась.

В декабре 1929 года директор колонии объявил, что церковной службы больше не будет и все монашествующие должны покинуть территорию колонии. Одна из монахинь ударила в набат, и из ближайших деревень прибежали крестьяне. В их присутствии директор колонии заявил, что позволит только священнику ради его детей взять некоторые вещи и кое-что из продуктов, монахиням же ничего не разрешит взять с собой. В ту же ночь все они были вынуждены покинуть обитель.

Иеромонаха Максима в феврале 1930 года назначили служить в Ильинский храм в селе Рябаш Приютовской волости Белебеевского кантона Башкирской АССР; здесь большинство крестьян еще оставались православными. Храм был просторным и содержался в прекрасном состоянии, и на клиросе пел большой хор. Поселился отец Максим с младшей дочерью Клавдией сначала в доме, где жила старая и больная вдова, супруга прежнего священника, а затем они жили у прихожан, поочередно предоставлявших в своих домах приют пастырю.

Служил отец Максим проникновенно; слушая его проповеди, многие плакали. В храме после литургии священник служил молебны, панихиды, акафисты, возвращаясь, бывало, домой лишь около четырех часов дня. Во время постов все прихожане исповедовались, стараясь очиститься от грехов, и исповеди шли здесь подолгу, так как священник никого не торопил.

В июне 1931 года отец Максим с прихожанами отправились в Белебей, куда они были приглашены в храм на праздник. По приезде в Белебей отец Максим с монахиней пошли покупать сукно и ситец, его дочь Клавдия отправилась купить съестного, а приехавшие с ними крестьяне разбрелись по рынку. Когда священник с монахиней остались одни, к ним подошел корреспондент газеты «Пролетарская мысль» и стал слушать, о чем они говорят. Разговор их показался ему подозрительным, и он тут же сообщил о нем в милицию. «Поп для меня оставался неизвестным, — показал он на следующий день на следствии, — но для выяснения и принятия соответствующих мер я поставил в известность милиционера, который и забрал вышеуказанного попа и монашку».

Когда дочь Клавдия минут через двадцать возвратилась на площадь, здесь никого уже не было. Незнакомая женщина сообщила, что священника и монахиню забрали в тюрьму.

На следующий день Клавдия увиделась с отцом. Отец Максим в то время еще не знал, почему арестован, и лишь сказал дочери: «Иди домой, реже сюда ходи, будь осторожней, живи пока на месте»[1].

Дочь священника два раза в неделю носила в тюрьму передачи, состоявшие из хлеба и молока.

Вызванный на допрос отец Максим показал: «Нигде никогда я о политике не рассуждал; на моленьях и на проповедях я против мероприятий советской власти не выступал. Приехал в Белебей 11 июля на праздник Табынской иконы Божией Матери; до моления походил по базару, купил сукна и ситцу, после чего меня милиция арестовала, я сам не знаю за что. Виновным себя ни в чем не считаю»[1].

В ОГПУ отцу Максиму сказали, что освободят его, если он согласится во время службы в храме публично отречься от Бога. Отец Максим ответил, что готов на любые мучения, но от Бога не отречется. Сотрудники ОГПУ все же надеялись, что им удастся уговорить на публичное выступление смиренного священника, тем более что у него на свободе оставалась малолетняя дочь, и, не дожидаясь его согласия, через работника сельсовета объявили, что в ближайшее воскресенье привезут отца Максима и состоится служба. Народу в этот день собралось со всей округи великое множество, все долго ждали, но священника так и не привезли.

9 октября 1931 года дело было закончено. Отца Максима обвинили в том, что он «систематически противодействовал мероприятиям партии и правительства, в церкви произносил проповеди, направленные против колхозного строительства... в результате агитации из колхоза получился большой отлив, из 40 хозяйств вышли 24 хозяйства».

25 октября тройка ОГПУ приговорила иеромонаха Максима к пяти годам ссылки в Северный край.

Весной 1932 года дети отца Максима получили от него первое письмо из деревни Наволочек Холмогорского района Архангельской области. Он писал, что живут они в бараках, кругом на 60-80 километров болота, недалеко от них протекает Северная Двина. «Оставайтесь людьми, - наказывал им отец. Первыми вам не быть, не будьте последними; не забывайте, чьи вы дети, живите с Богом».

Весной 1934 года во время половодья Северная Двина разлилась больше обычного и затопила бараки; ссыльные, спасаясь на крышах, терпели стужу и голод.

«Наступил ледоход на реке Двине. Еще не очистилась полностью ото льда река, и вдруг покрылась вся река строевым лесом. Видимо, лес плыл изо всех рек: Сухоны, Вычегды, Виледи, Уфтюги и всех маленьких сплавных речек. Лес густо покрыл всю Двину и все залитые водой луга. При направлении ветра в который-либо берег реки к берегу туго набивает лесу, что по нему ходили, и он стоял неподвижно, его набивало до отказа во все ручьи. Начала убывать вода и начали принимать меры - очищать берега от бревен, но почти безрезультатно, у берегов так много леса, что течение не подвигает его. На отмелях и песке обсохло леса в тугую. На лугах (луг 8 км ширины) сплошной лес. В рытвины, кустарники набило лесу, как спичек в коробку»[2].

После этого ледохода Отец Максим тяжело заболел, и власти разрешили, чтобы кто-нибудь из родных приехал за ним и взял домой. Но в это время почти все родные его были арестованы или находились в ссылках, ехать было некому, а у младшей дочери на поездку не было средств. Священника взял к себе в дом верующий житель деревни Наволочек по фамилии Маслов. Иеромонах Максим (Попов) скончался в его доме, сподобившись мирной христианской кончины и христианского погребения [3].

Нам удалось пообщаться с внучкой Маслова Дмитрия Сергеевича, жителя деревни Брин-Наволок, о котором идёт речь в «Воспоминаниях».

«Осенью 1934 года сильное наводнение на Северной Двине затопило бараки и многие заключенные погибли. Отец Максим простудился и заболел. Когда был уже при смерти, Маслов Дмитрий Сергеевич взял его к себе в дом, а после смерти похоронил на сельском кладбище (на Волочке), о чём сообщил родным» [4].

Маслов Дмитрий Сергеевич написал два письма родным Попова М.Г.

В первом он сообщал о том, что «Мефодий Григорьевич Попов заболел воспалением лёгких и был перевезён в дом за реку», во втором пишет, что «Мефодий Григорьевич Попов скончался и был похоронен по-христиански» (о чём говорит нам крест на могиле).

Иеромонах Максим (Попов) канонизирован – священномученик Максим Рябашский Попов. Он последний священник Пророко-Ильинской церкви в селе Рябаш Белебеевского уезда Уфимской губернии.

Летом 2011 года в Брин-Наволок приезжали монахиня – матушка Амфилохия (монахиня Пророко-Ильинской церкви в селе Рябаш) и единственная внучка Попова М.Г. – Раиса Михайловна. Они разыскивают место погребения и хотят найти сведения о последних днях жизни отца Максима.

Далёкие 30-е годы. В ту пору выживал только тот, кто умел молчать... Скрывали даже от детей о родстве с "врагами народа", потому что любой факт грозил смертью. До сих пор страх этот живет в людях. Позиция "не высовывайся" укоренилась в умах последующих поколений. Потому мы так мало знаем о своих дедах.

Имя, судьба человека, о котором шло повествование, на Архангельском Севере никому не известны. И всё-таки, мы не теряем надежды, что какие-то воспоминания могут появиться.

Библиографические ссылки

1. Воспоминания об отце - иеромонахе Максиме (Попове Мефодии Григорьевиче), его дочери Поповой Клавдии Мефодиевны. Публикацию подготовила Зимина Н.П.

2. Карпов И. По волнам житейского моря.- Онега, 2004, с. 96.

3. Материалы: УФСБ России по Республике Башкортостан. Д. В-1068.

4. Выручаева Л.В. Посёлок над Двиной.-2-е изд., доп. и перераб.- Архангельск, 2012, с. 303.



[1] Ученическая работа К. Колесниковой, ученицы МБОУ «Брин-Наволоцкая средняя общеобразовательная школа», выполнена в рамках «Детских Ломоносовских чтений». Руководитель - Выручаева Людмила Владимировна.